Нина Мечковская - Социальная лингвистика [с таблицами]
Таким образом, лексика прочно связана с культурой народа: 6–7 % слов безэквивалентны; в силу фоновых различий "не до конца" переводимо большинство слов; идиоматична (непереводима) вся фразеология; заимствованное слово также обычно не вполне эквивалентно по значению своему прототипу в языке-источнике; общие заимствования в разных языках всегда оказываются в той или иной мере "ложными друзьями переводчика"[30]. А обозначения явлений природы (как солнце или болото) могут обладать разной коннотацией. Вот почему полное овладение языком немыслимо без усвоения культуры народа.
С.С. Аверинцев как-то заметил, что в любом языке все лучшие слова непереводимы[31]. Думается, таких "лучших" слов — большинство, потому что каждое слово приносит в сегодняшнее употребление память о вчерашнем: свои контексты и обстоятельства, свою историю. Только всегда ли мы умеем вслушаться в слово?
Национально-культурные особенности внутренней формы слова
Внутренняя форма слова — это тот буквальный смысл, который складывается из значений морфем, образующих слово (т. е. из значений его корня, приставки и суффикса).
Например, у слова летун внутренняя форма такая: 'тот, кто летает'; у слова незабудка — 'та, которая не забывает или не забывается'; желток — 'нечто желтое'. Внутренняя форма делает значение слова мотивированным, однако эта обусловленность — не полная, потому что внутреннее значение, допустим, слова вездеход — 'тот, кто везде ходит', могло бы "подойти" не только вездеходу, но и, например, обозначению туриста, бродяги или особо сложного кросса… А.А. Потебня называл внутреннюю форму слова его "ближайшим этимологическим значением" (Потебня 1976, 175)[32]. Ближайшее этимологическое значение создается живыми словообразовательными связями производного слова (например, для слова девишник это значение такое: 'предмет, имеющий отношение к деве или девице'). "Дальнейшее этимологическое значение" — это самая ранняя (из доступных для реконструкции) мотивация корня слова; от неспециалистов это значение закрыто временем (ср. дева от *dhe(i) — 'сосать, кормить грудью', т. е. дальнейшее этимологическое значение слова дева — 'кормящая грудью').
Таким образом, внутренняя форма — это ощущаемый говорящими способ представления значения в слове. В разных языках одно и то же значение, как правило, представлено по-разному. Например, белорусск. запалка 'спичка' связано с глаголом запальваць 'зажечь'; русское соответствие мотивировано словом спица 'деревянный или металлический стержень'; таким образом, по внутренней форме русск. спичка ближе к лучине, чем к зажигалке; нем. Streichholz 'спичка' мотивировано streichen 'намазывать, красить' и holz 'дерево, древесина'; англ. match 'спичка' немотивировано, т. е. для современного языкового сознания (английского) это слово лишено внутренней формы (как и любое непроизводное слово в любом языке; исторически англ. match восходит к лат. myxus 'фитиль').
А. А. Потебня во внутренней форме слова видел образ слова, поэтому для него "всякое слово с живым представлением […] есть эмбриональная форма поэзии" (Потебня 1976, 429). По мысли Потебни, слово создается художественным творчеством человека — так же как пословицы, поговорки, песни. Поэтому внутреннюю форму слова он сопоставлял с такими явлениями, как прямое (буквальное) значение в метафоре, аллегории или в пословице, как композиция или сюжет в художественном повествовании. Действительно, внутренняя форма слова для историков народного мировоззрения представляет исключительный интерес. Благодаря именно этимологии, вскрывающей первичную мотивированность слов, языкознание называют "лопатой истории".
Изучая историю народного восприятия христианства, нельзя пройти мимо того факта, что в русском языке (единственном из всех славянских) обозначение сословия, составлявшего большинство населения, мотивировано названием вероисповедания: крестьяне из стар. — слав. КРЕСТИАНИНЪ 'христианин'. В других славянских и неславянских языках Европы соответствующее обозначение мотивировано иначе: белорусок, селянiн, укр., болг, селянин связано с праслав. *sed 'сидеть' и *sedlo 'поселение'; чешск. rolnik oт role 'пашня, нива'; польск. *chtop от праслав. хоlръ 'парень, мужик'; словенск., србхрв. kmet восходит к лат. comes, comitis 'спутник, попутчик, товарищ', нем. Bauer от bauen 'возделывать, обрабатывать (поле), разводить, выращивать'; англ. peasant связано с лат. págus 'село, деревня'. Аналогично только в русском языке название седьмого дня недели мотивировано христианской символикой: воскресение; в остальных славянских языках это день, свободный от дела (белорусск. нядзеля, укр. недiля и т. д.). В этом же контексте интересен и такой факт: стар. — слав. ПОГАНЪ — языческий (от лат. pãgãnus 'сельский; языческий') во всех восточнославянских языках приобрело расширительное и крайне негативное значение 'нечистый, гадкий, скверный', утратив при этом исходное значение. В то же время в польском, чешском и словенском соответствующие слова сохранили значение 'языческий' и не развили оценочного значения. В србхрв. pogan имеется два значения: 'языческий' и 'поганый, противный'; болг. pogan означает языческий, но есть существительное поганец с тем же значением, что и в русском языке.
Межъязыковые различия во внутренней форме лексических соответствий более обычны, чем сходство, поэтому в объяснении нуждаются именно совпадения. Сходство внутренней формы — это либо результат калькирования (например, лат. impressio, нем. Eindruck, русск. впечатление, словенск. utis), либо следствие типологической близости процесов называния (например, во многих языках одно из прилагательных со значением 'добрый, чуткий, отзывчивый, искренний' образовано от слова со значением 'сердце' англ. hearty, cordial, венгер. szives, szivbeli, лит. širdingas, нем. herzlich, русск. сердечный, словенск. prisršen, турецк. yürekli, франц. cordial).
Семантическое развитие словаря, процессы переразложения и опрощения морфемной структуры слов ведут к тому, что внутренняя форма может тускнеть, забываться или вступать в противоречие с лексическим значением слова. Так, чернила возможны не только черные, как и белье — не только белое, подосиновик находят необязательно под осиной, атом давно делим, а антибиотик — отнюдь не против жизни. И все же "ближайшее этимологическое значение" внутренней формы живет в семантике производных слов. Это как бы историческая память языка, доступная творящим, след вчерашнего видения предмета, которое оттеняет его сегодняшнее понимание. Соприкасаясь с лексическим значением, внутренняя форма создает своеобразную стереоскопичность словесного представления мира. Важно, что ассоциации и смысловые оттенки, создаваемые внутренней формой слова, обладают бо́льшим национально-культурным своеобразием, чем денотативный компонент лексических значений.
Вот одна из множества ситуаций, когда эта стереоскопичность ви́дения особенно ощутима: "В лукошке была у меня кровавая ягода костяника, синяя черника, черная смородина" (М. Пришвин). Здесь все определения немножко "спорят" с внутренней формой существительных и вместе с тем принимают ее: костяника, из-за светящейся внутри косточки, действительно ало-красная, а черника рядом со смородиной действительно синяя… И все же так их назвал народ, и для говорящих на этом языке костяника всегда будет с косточкой, черника — черной, а смородина — по-особому душистой.
Своеобразие нормативно-стилистического уклада разных языков
Воздействие культуры на язык ярко и цельно проявляется в том, в каких формах существования представлен тот или иной язык (о формах существования языка см. с. 30–33). Есть языки, где почти отсутствуют диалекты, и, напротив, — языки, где различия между диалектами очень значительны. Есть языки, в которых еще не сложились наддиалектные формы общения (койне или литературный язык), и языки с сильной многовековой книжно-письменной традицией наддиалектного характера. В молодых литературных языках стилистическая дифференциация может только начинаться: в этом случае, например, в стилистике преобладает противопоставление нейтральных и разговорных языковых средств; публицистика может оказаться близкой то к разговорной речи, то к канцелярско-деловой; научные, научно-популярные и учебные тексты еще пишутся практически в одном стилистическом ключе… Напротив, в языках с продолжительной и богатой письменной традицией стилистическая дифференциация языковых средств глубока и определенна: преобладают тройственные противопоставления: "книжное (или высокое)" — "нейтральное" — "разговорное" (последнее — с хорошо чувствуемой говорящими градацией нейтрально-разговорных, разговорно-фамильярных и просторечно-жаргонных речевых средств)…
